ЗВЕЗДНЫЕ ВОИНЫ

Чем заполировать конец бегового сезона, как не 110 километровой прогулкой по Сахаре?

Тунис – это как-бы внешняя Чувашия. Многие слышали о существовании такого места, но никакой причины там бывать у простого человека нет. Википедия свидетельствует, что это одна из тех в чем-то географически обделенных стран, которые назвали по столице. Гватемала-Гватемала. Алжир-Алжир. И вот еще Тунис и Тунис.

Хотя на самом деле лететь туда есть как минимум две причины. Первая знакома всем из школьного курса истории. В 20 км от Туниса (столица) находятся развалины Карфагена, который, напомню, при каждом удобном случае должен быть разрушен.

Случаев было немало, поэтому от поселения, руководимым знатным полководцем Ганнибалом, не осталось ничего – от слова совсем. Местные гиды, впрочем, неуверенно махают в сторону нагромождения каких-то камней, утверждая, что это и есть раскопанный квартал тех времен, когда бывшая финикийская колония грозила позднему республиканскому Риму, но разглядеть в этом что-то человеческое невозможно даже с самым богатым воображением. Только оно и позволяет представить на месте внушительной громады собора Св. Людовика (а этот французский король и предводитель первого Крестового похода, как внезапно выяснилось, отдал богу свою душу именно среди руин Карфагена) языческое капище быкоголового Баала, возглавлявшего в античное время местный пантеон.

Даже спустя тысячелетия понятны причины, по которым возникший здесь город стал самой крупной торговой империей региона: высокий холм – это всевозможный центр города, на вроде афинского Акрополя, - а у его подножья гигантская бухта, из которой чертовски удобно повелевать Средиземным морем: до Сицилии грести день, до Рима – меньше недели.  Изданию, посвященному бегу, поту и новым коллекциям спортивных бра, меньше всего приличествует уходить в исторические дебри, но я не могу остановиться, а редактор потому вымарает, если дойдет до этого места.

Так вот. Удивительна судьба почтенного Ганнибала. После того, как его отстранили от руководства армией (скандалы-интриги-расследования), Карфаген проиграл войну Риму, после чего началось превращение последнего в ту мировую державу, от которой и поныне ведет счет всякая приличная автократия. Но Ганнибал, оказывается, не просто выжил, а жил еще чертовски долго. Сначала его позвали снова руководить родным городом, но теперь уже в гражданской функции:  надо было восстанавливать экономику и выплачивать чудовищных размеров контрибуции. Он справился с задачей так успешно, что римляне потребовали его отстранить от должности. И Ганнибал еще с десяток лет скитался по всем королевствам Малой Азии и Закавказья в качестве консультанта по борьбе с Римом. Успешно или нет, сейчас уже непонятно, однако, занятно то, что он успел оставить след даже на территории бывшего СССР. В Армении, у подножья Арарата, он, на правах Института «Стрелка» основал для тамошнего царя ее тогдашнюю столицу – от которой ничего уже не осталось, кроме семи холмов и выжженной земли. Даже название ее никто почти не помнит. У легендарного человека – легендарная смерть, и женщина в красном, которая наняла себя в мои гиды по руинам, рассказала, что, несмотря на запрет, Ганнибал не умер в результате предательства одного из анатолийских царей, а вернулся на родину и даже стал ее предком (конечно же).

Итак, Карфаген – это первая причина ехать в Тунис, и она никак не может быть главной, потому что нет его больше, и нет его полностью, совсем, стерт до камня, только нечеткое воспоминание и мираж. Вторая причина посетить Тунис – это Сахара.

Тю, скажете вы мне, и будете правы:  Она на правах крупнейшей пустыни мира находится в дюжине стран Африки. Это как ехать в Турцию за Черным морем, которого и у нас, кстати, полно. Но не все Сахары одинаково одинаковы. Сахара в Тунисе особенная – это Сахара, в которой снимали Татуин, а если вы не знаете, что такое Татуин, то вообще непонятно с какой вы планеты.

На Татуине вырос Люк Скайуокер, и именно в тунисской Сахаре снимали все эти песчаные сцены из первоначальных «Звездных войн». Полноразмерные декорации сохранились гораздо лучше Карфагена, и мало что вдохновляет так крепко, как побывать в натуре среди миражей собственного детства. Это как познакомиться с живой Сашей Грей: у вас столько общего, а рот открыть робеешь.

От Татуина, а, вернее, от оставшейся его натурной декорации, расположенной на краю Сахары примерно в 20 км от ближайшего города, Тозеура, в конце осени стартовал первый в истории Туниса ультрамарафон – Эль Джерид Ультра Мираж. Эль Джерид – крупнейший в мире солончак, который на несколько месяцев в году превращается в озеро. Температуры приемлемые – днем не больше 28-32 градусов тепла по Цельсию. До места старта везут по взрослому – во внедорожниках, среди барханов и колючек. Водитель, услышав русскую речь, врубает Веру Брежневу. Пять утра. За иллюминатором брезжит розово-голубой рассвет. Каждая стокилометровая гонка – это маленький личный праздник апокалипсиса, и этот раз обещает быть жарким.

Жизнь коротка, и важно все успеть. Можно жить быстрее, можно – дольше, но первое – суетно, а второе – невозможно гарантировать. Рациональная стратегия – повысить удельную опытоемкость проживаемой жизни. Есть какая-то причина, по которой за одного битого дают небитых с повышающим коэффициентом, и причина эта – не приобретенная мягкость тканей.

Проще всего, как водится, детям. Играя, они живут за двоих, а то и за пятерых сразу. Мама-папа, доктор-медсестра, продавец, учитель… С каждой сыгранной ролью толще становится культурный слой.

У взрослых познавательная эффективность гораздо ниже, хотя некоторые с упорством, достойного лучшего применения, продолжают играть в доктора и медсестер. Взрослым помогают книги. Много чужого, концентрированного опыта поступает через телевизор и интернет, кино и разговоры. Но через какое-то время начинает не хватать времени на обработку полученных данных.

Это как с кулинарными рецептами. Можно иметь инструкцию. Можно иметь необходимую утварь. Разложить перед собой все ингредиенты. Но когда у тебя не остается времени пассировать кабачки три часа и пахтать сливки в масло руками, все зря.

И вот ты сидишь среди еды, всех этих гор капусты, курганов нашинкованной моркови, холмов лука, пихаешь ее руками в рот, проглатываешь, пока больше не можешь. Когда весь этот чужой и собственный опыт в тебя не лезет, когда не можешь совсем уже, ни за маму, ни за папу, ни за Ксению Собчак, надо надевать рюкзак измещением 12 литров и бежать ультру.

Одиночество бегуна на длинные дистанции – это ценный, труднодоступный ресурс. История каждого бегуна – это ядерный концентрат жизни, вываренная сгущенка существования. На этих длинных гонках разговоры с соседями по потоку – бесценны, и потому что дороги, и потому что ничего не стоят. Ультра в Тунисе – первая, местных бегунов мало, каждый второй – иностранец. Разговорился с итальянцем. За неделю до Туниса он бегал многодневную гонку по пустыне размером в 260 км, по Ирану. Вздыхает, говорит, что здесь -  очень шумно: он предпочитает мероприятия, в которых участвуют не больше 20 бегунов: когда тебе не видно предыдущего и последующего. Между гонками этот итальянец живет на острове, и там больше никто не живет. Мы бежим вместе какое-то время, и по нему видно, что для него это испытание - как побывать в московском метро в час пик. Я отстаю, благодарный: раньше я думал, что я интроверт и людей не люблю, но оказывается, что нет, что я не затыкающийся фонтан человеколюбия в сравнении с ним.

Бег – занятие монотонное, а бег по пустыне – это монотонность, возведенная в абсолют. В трассе очень мало драматургии: это камни, переходящие в песок, песок, простирающийся до горизонта и сухой верблюжий навоз. Жарко. Тихо. Тишину изредка нарушает коровий рык – это мычат верблюды.

Оказывается, они узнаваемо и отчетливо мычат, но как-то свирепо – как корова с ларингитом.

Кроме верблюдов единственные живые обитатели этих мест – мухи, но для них слишком жарко, они атакуют только на пит-стопах, размещенных через каждые 20 км. Кроме мух, в палатках можно подкрепиться финиками – и уже на втором контрольном пункте ты понимаешь, что это очень вкусно – как колбаса из советского детства. Ты или счастлив «докторской» или ходи голодный, но быть голодный – это не опция, поэтому ты счастлив и ешь финики, счищая с них агрессивных мух-бедуинов.

Самые трудные часы – не солнцепек, а ночь. Юг: тьма окутывает стремительно, и ты оказываешься заперт внутри кругляша света налобного фонаря. Впереди мелькают огоньки, но чувства расстояния нет совершенно: понять, сколько километров разделяет бегунов, невозможно. Ты уходишь в пустоту, превращаешься в функцию, ты знаешь только одно: раньше, чем ты закончишь, это не кончится, а потому надо преодолевать. На протяжении стольких часов единственный звук, который ты слышал, был звук собственных шагов, и вот уже кажется, что это не ты один, а вас – строй, вас – легион.

Время становится пластилином. Устал настолько, что у тебя всюду перестает болеть. Тишина наружная становится тишиной внутренней. И внезапно ты оказываешься в давным-давно, в далекой-далекой галактике, и среди коровьего рыка верблюдов ты слышишь голос магистра  Йоды: «Страх приведет к темной стороне. Страх рождает гнев; гнев рождает ненависть; ненависть — залог страданий».

Но на 110 км нет страха. Нет гнева. Нет ненависти. Страдания – да, есть, но совсем чуть-чуть.

Еще немного – и пребудет Сила.

Финиш, как и старт, - тоже среди руин Татуина. Они подсвечены прожекторами, и ты скользишь по космосу на «Тысячелетнем соколе». В створе ворот – директор гонки. Медаль, обнимашки, фото.

Внутри разлита пустота, и ты готов повторить этот еще раз и может даже не один. Лишь бы не в офисе.